Володя вернулся из армии. Встречали его всем селом. Само собой, устроили вечеринку с выпивкой там… с танцами. Когда стемнело, а все уже подвыпили, не помню, кто завел такой разговор: «А что, слабо кому-нибудь в одиночку ночью на кладбище сходить?». Слово за слово вызвался идти Володька. Он ведь солдат – ничего не боится, да и выпил к тому же прилично. Девчонки ему говорят: «А ты, Вовка, нас не обманешь? Скажешь, что ходил на кладбище, а сам погуляешь по округе и вернешься назад». Вовка тогда сам предложил: «Давайте я колышек возьму и топор, а как на кладбище приду – заколочу колышек этот в какую-нибудь могилу. А завтра днём мы все вместе пойдем на кладбище, и колышек этот вы сами увидите». Ну, подобрали мы колышек подходящий, Вовка шинель надел, топор взял и ушел в темноту. Мы ждём. Нам всем жутковато стало – ночь кругом, темнота, а каково ему там, на кладбище? Проходит время: час, второй… вдруг слышим топот на дворе – мы во двор. Видим, Вовка сломя голову бежит со стороны кладбища без топора, без шинели и бледный, как полотно. Мы в избу его завели полстакана налили, он еле отдышался, выпил и говорит заплетающимся языком, заикаясь: «Я… я… на кладбище пришел – сперва совсем не страшно было. Я выбрал могилку не с краю, а постарше в глубине кладбища, заброшенную уже. Заколотил колышек и хотел уже назад идти, как вдруг покойник рукой из земли, как схватит меня за полу шинели и держит. Я дернулся, раз, другой, а он не пускает. Ну, тут я и обосрался: шинель расстегнул, аж пуговицы отлетели, выскочил из шинели, топор бросил и – дёру! Мы конечно ржать над его рассказом стали, дескать, врёшь ты всё, парень, пугаешь! А он: «Не верите? Тогда пойдемте все сами на кладбище, посмотрите – там моя шинель и топор, должно быть, так и лежат на могиле, если их покойник себе не забрал. Мы хоть ему не поверили, но на кладбище идти отказались – страшно. Наутро, когда рассвело, похмелились мы все и пошли гурьбою на кладбище Вовкину шинельку искать. Наши мы эту могилу, и вправду на ней Вовкина шинель так и лежит, и топор рядом с могилой валяется. Только увидели мы, что шинель тем самым колышком за полу к земле прибита. Оказывается, когда он присел, чтобы колышек-то забить, колышком этим полу шинели к земле пригвоздил. |